Шадиша – певица, которая своим сексуальным образом эпатирует публику и откровенно говорит обо всем. О неразвивающейся узбекской эстраде, о притеснениях и несвободе восточных женщин, о шквале осуждений в свой адрес, о радостях и сложностях материнства, о профессиональных устремлениях в интервью для Plov Press рассказывает певица.

— Шадиша, после работы в группе "Давр", потом творчества с бывшим мужем-диджеем Кямраном сейчас у вас новый виток карьеры. Чем ваша нынешняя музыка отличается от того, что вы делали в прошлом?

— Я продолжаю делать электронную музыку, но параллельно делаю более попсовые, мейнстримовые вещицы. Помимо англоязычных, теперь у меня есть и русскоязычные песни. В прошлом году у меня вышел трек "Версаче" на русском языке. На узбекском я как не пела, так и не пою. Если и запою, то хочу, чтобы это выделялось и отличалось от всей узбекской эстрады, было нетривиальным, может, кавер на какую-то известную композицию, но в другом жанре.

Раньше я работала вместе со своим бывшим супругом, три года назад наши пути разошлись, и это сильно сказалось на творчестве. У меня появилось больше меланхоличных, лиричных песен, они осмысленные и взрослые.

— На какую аудиторию, если говорить о возрасте, сегодня рассчитана ваша музыка?

— Трудно сказать, меня слушает разношерстная публика. Иногда встречаются и люди 40 +, а иногда 13-15-летние дети, они подбегают ко мне где-нибудь на сквере и просят сфотографироваться, в такие моменты понимаю, что значит и подросткам моя музыка близка. Возрастной певицей меня не назовешь. Но те ребята, которые росли на моем творчестве 6-7 лет назад, сегодня уже сами, возможно, родители.

— Я называю их поколением Моргенштерна. Он популярен и в России, и у нас. Образ, которого придерживается музыкант, мне не близок. По мне, у него бессмысленные песни. Я не знаю, чем он привлекает молодежь. Современная молодежь жаждет некой, скажем так, "анархии", им хочется мнимой свободы, бунтарства. Ей нравится разгильдяйский лайфстайл подобных персонажей. Мне сейчас сложно двигаться в каком-то определенном направлении, потому что не хочется потерять себя в погоне за стремительно меняющимися трендами, но при этом хочется быть востребованной у поколения "Z" и не затесаться в круг поющих блогеров.

Главное для меня – делать живую музыку, это то, что ты пишешь сам, отталкиваясь от своих эмоций. Подобное всегда находит отклик. Когда ты рассказываешь живую историю, которая с тобой произошла, она не может не цеплять. Это не выдуманное, не кривляние. Я сама пишу стихи и мелодию, а музыку пишет саундпродюсер. Сейчас активно работаю над тем, чтобы моя музыка заходила в TikTok, потому что это клево, мне нравится.

— Вы заговорили о TikTok, в Instagram вы активны, а в Facebook – нет. Чем вам интересна одна соцсеть и неинтересна другая?

— Instagram – это коммуникация. Я читаю все комментарии и общаюсь с подписчиками. Мне зачастую приходят сообщения от девушек и женщин, попавших в беду. Они просят совета. Это жертвы физического или психологического насилия, разного: родители не разрешают выходить из дома или поступать в образовательное учреждение, о котором девушки мечтают, проблемы с мужем. Я сама пережила развод, начала жизнь заново, поэтому, возможно, внушаю доверие своим поклонницам, многие мне изливают душу.

Если женщинам нужна профессиональная психологическая помощь, то я договариваюсь о бесплатных консультациях психолога. Было несколько девушек с суицидальными мотивами, я счастлива, что мы с ними поговорили и они, слава богу, в здравии. Эти истории не могут тебя не трогать. Я эмпат, все через себя пропускаю. Переживаю так, будто это близкий мне человек. Я говорю – пишите, выговаривайтесь. Ведь с родными поделиться многие стесняются или боятся, а во мне находят отдушину. В случае с депрессией, эмоциональной подавленностью нужно именно выговориться. Потом девушки мне пишут, что им стало легче, негативные мысли ушли.

Facebook я практически не веду. Для меня он изжил себя, там сейчас более возрастная, читающая аудитория, те, кто пишут длинные посты, много обсуждают. У меня есть телеграм-канал, где я пощу личные вещи, делюсь настроением и стихами.

— Считается, что сейчас в Узбекистане время относительной гласности. Вы это чувствуете? Восточная девушка на эстраде стала более свободной?

— Нет, конечно. Это абсолютная иллюзия. Как человек, рожденный в 91-м году, я могу точно сказать, что в 2000-х ситуация была совсем другой.

Я считаю, что сейчас в культурной сфере и по менталитету мы очень сильно деградировали. Русскоязычного населения стало меньше, русский язык притесняется, хотя мы многонациональная страна. Насколько я знаю, практически нет передач на русском языке на нашем телевидении. Раньше была интересная для русскоязычной аудитории узбекская эстрада: "Дадо", "Шарк Атак", "Аъло", в их репертуаре имелись песни на русском. Кроме того, сейчас стало строиться больше мечетей, чем образовательных учреждений, по сравнению с теми же 2000-и годами. Я не могу сказать, что все люди, которые ходят в мечети, действительно духовны, к сожалению.

Я лично столкнулась с абсолютным невежеством: парни, выходя из мечети, свистели, кричали и кидали в меня камнями, потому что я шла в платье, причем не коротком. В социальном плане у женщин нет ни права голоса в семьях, ни права свободно выражать себя, свои мысли, реализовывать себя в работе, творчески и в личной жизни. Хотя официально мы светское государство – и каждый имеет право выражать себя так, как хочет: и словом, и одеждой.

Большинство наших женщин молчат, подвергаются насилию как физическому, так и психологическому, боятся, что у них отнимут детей, боятся своих же родителей, которые не примут назад после развода.

— А как к вам отнеслись в социуме после развода?

— Сколько я выслушала за эти три года, разведясь с мужем. Для нашего населения, если ты разводишься, а потом у тебя начинается другая жизнь, если тебя увидят с мужчиной в ресторане или клубе, то все – ты чуть ли не падшая женщина с низкой социальной ответственностью. Я потеряла практически всех друзей, сейчас понимаю, что это были не друзья. В компании, где мы общались и все были замужние, я, разведясь, вроде как стала распутной женщиной в их глазах. И так происходит со всеми моими подругами, приятельницами, знакомыми, которые имели смелость уйти от своих мужей.

Или, например, я сделала татуировку на ноге, что по сей день вызывает шквал негодования. Мол, мусульманки так себя не ведут. Хотя я не мусульманка и вообще ни к одной из религиозных конфессий не отношусь, при том, что верующая.

— Вы порой достаточно сексуально одеваетесь, судя по вашим фото в Instagram. Свобода вопреки всему?

— Я просто такая. Где-нибудь в Европе никто не придаст голым коленкам или спине / плечам такого значения и внимания, как у нас. Я по своей натуре с детства эпатажная, наверное, поэтому и выбрала сцену. И в нашем обществе мне просто это на руку. Чтобы, скажем так, консервативные поворчали, поплакали и от меня отписались. Мне часто пишут, что я смелая. Смелые – это те, кто в Афганистане или Иране снимают хиджабы, подвергаются гонениям и чуть ли не умирают за свои права и свободы, вот это смелость. А выставить фото в купальнике – это не смелость. Я так выражаюсь. Мне нравится женское тело как элемент искусства – это красиво. В музыке внешний облик артиста играет не последнюю роль.

— Вам не страшно, будучи медийной девушкой, так откровенно выглядеть, когда вокруг столько психов и религиозных фанатиков?

— Меня один раз украли. Это было осенью 2019 года. Я вышла из ресторана со своим администратором. Я там выступала на свадьбе. Ко мне подошли, поздоровались, не сказать, что грубо, скорее – мягко посадили в машину. Когда я поговорила с этим человеком, выяснилось, что он не маньяк, не сумасшедший, а таким способом хотел произвести на меня впечатление. Этот мужчина давно пытался ко мне пробиться. Конечно, первые минуты в машине у меня был страх, а потом я поняла, что ничего плохого со мной не случится. Я достаточно бесстрашная. Страх – это иллюзия. От того, что ты боишься, ничего не меняется. Происходящее происходит – моя любимая фраза. А возможно, если успокоишься в стрессовой ситуации, то выиграешь время.

— Какие качества вам помогают не сдаваться и двигаться дальше?

— Может, это прозвучит самохвально, но лидерские. В школе с первого и до последнего класса я была старостой. Я могу убедить людей пойти за мной. Я и сама себя могу смотивировать, не только кого-то, это очень важно. Многие, не находя мотивации, закрываются в себе. Я из всего могу черпать вдохновение. Очень люблю природу. Выглянув в окно и увидев солнышко, зеленые деревья, цветы, я могу впечатлиться и зарядиться позитивом на весь день, потом ходить пританцовывая и напевая, как какая-нибудь диснеевская принцесса.

— Какие у вас слабости?

— Самая главная – лень. Мне говорят – вы такая многозадачная, энергичная, все успеваете. Я объясняю, что это просто борьба с ленью. Второе – гордыня. Делаешь что-то благое, не афишируешь, но тебя все равно внутри распирает, какая же я классная, молодец. Нужно помогать только потому, что у тебя есть возможность, и кто-то другой нуждается в твоей помощи – все. А не потому что ты возомнил себя Всевышним и милосердным.

— Как вы совмещаете материнство и творчество? Для вас трудности материнства в чем?

— Сейчас легче, сыну 3,5 года. Он ходит в садик, болтает, очень умный. С папой мы в хороших отношениях, есть дни папы, тогда я успеваю сделать свои дела, сходить в салон и тому подобное. Когда я только ушла от мужа, было тяжело: ходила на базар, в руках полные сетки, а 8-месячный малыш в слинге. Я без родителей давно. Родители мужа тогда жили за границей. Ребенком занималась сама. Только когда у меня были выступления, могла вызвать няню на пару часов.

Я обожаю своего сына, но всегда в пух и прах разбиваю наигранное "яжмать". Беременность – это тяжелый период, женщина нисколько не расцветает, начинают выпадать волосы, ногти, ты иногда бываешь в подавленном эмоциональном состоянии.

Рождение сына меня изменило, я была взрослой не по годам, рациональной, вся ушедшая в карьеру. А с Дэймианом я заново начала познавать мир: радовалась первому снегу, первым шагам сына, мы много ходим пешком, читаем взрослые книги, я всегда с ним разговариваю, как со взрослым. Он у меня маленький мужчина, обнимает меня и говорит, какая я красивая.

— Вы очень стройная и ухоженная девушка. Много сил вкладываете в свою внешность или это природное?

— После родов женщина стареет, сколько бы ей лет ни было. Я по своей конституции не хрупкая, склонная к полноте, у меня тонкие редкие волосы, ногти. Поэтому я стараюсь придерживаться правильного питания. Люблю спорт, для меня это дисциплина. Минимум 20 км прохожу пешком каждый день. Хожу в зал. Регулярно ухаживаю за кожей: маски, чистки, тоники, кремы, увлажняющие сыворотк. Йога, медитации, дыхательная практика – это хорошо влияет на организм.

— На ваш взгляд, куда движется наша современная эстрада?

— Честно признаться, даже не знаю. 10 лет назад я пела в группе, и вот с того времени по сегодняшний день абсолютно ничего не изменилось – это "шесть восьмых", "тумба ля катумба". Я не беру мэтров, они поют красиво. Но поп-исполнители – это такой треш! Что касается клубной индустрии – ее попросту у нас нет. Есть бары, где диджеи играют неплохую музыку, альтернативную, техно, но их очень мало.

— А какие площадки сейчас вам интересны, если прицеливаться по-крупному?

— Я мечтаю попасть на Tomorrowland – это один из самых крутых электронных фестивалей. Хочется выступать по всему миру. Но ближайшая цель – это Россия, от которой я долго открещивалась, ведь первый альбом у меня был англоязычный и мне казалось, что я не для российского слушателя. Раньше из России было много предложений, потом из-за моих частых отказов меня перестали звать выступать. У меня есть много нового музыкального материала, но здесь пока я не вижу большого отклика на свое творчество. Надо думать. Либо делать громкую историю, ехать в Россию.

В период пандемии в Ташкенте мало выступлений. Меня сейчас стали воспринимать больше как блогера, сначала это раздражало, а потом я подумала, почему бы и нет. Я начала еще одну деятельность – я преподаю искусство публичных выступлений, в академии медиаграмотности у меня свой авторский курс, так как я дипломированный актер и педагог по сценической речи. 

— И последнее – закончите фразу "быть Шадишей – это…"

— Это быть безбашенной, смелой, в любом случае интересной. Я не скажу, что это легко в реалиях местного менталитета. Я выражаю себя эпатажно, нестандартно, от чего кайфую. Быть Шадишей – это необычно, но при этом всегда искренне.